— О каком нарыве речь, Лоу?
— Большие дела малого бизнеса, — ответил тот. — Пол Кастлер, руководитель объединенного концерна производителей автомобилей, предложил Государственной комиссии по экономическому развитию пересмотреть приоритеты. Он заявляет, что введение налоговых льгот для хорошо зарекомендовавших себя компаний, создающих большое число рабочих мест и имеющих крупный, в несколько миллионов долларов и выше, оборот принесет казне убытков меньше, чем уже существующие ежегодные субсидии в малый бизнес.
Эмили недовольно фыркнула.
— Вот свинья! И откуда он только добыл эту статистику?
Лоутон ехидно хохотнул, достал очки, перелистал одну из подшивок газет и, найдя нужный отрывок, стал читать:
— «Число банкротств, зарегистрированных в сфере малого бизнеса, превышает все разумные пределы. Упрощенная процедура получения займов, осуществляемая управлением по малому бизнесу, создает предпосылки для получения денег людьми, не имеющими никакого управленческого опыта, в результате чего большое число незадачливых бизнесменов оказываются…»
— Эй, заткнись! — выкрикнула Эмили. — По-твоему, экономика должна, как это и ведется испокон веков, находиться в руках только у этих белых заправил?
— При чем здесь я? Я всего лишь цитирую высказывание специалиста.
Рей почти не обращал внимания на спор. Он успел привыкнуть к перепалкам, большей частью беззлобным, между голубоглазым блондином Лоутоном и острой на язычок темпераментной мулаткой Эмили. И раса, и пол вынуждали ее всегда принимать сторону ущемляемого меньшинства. Рей передал ей листок, на котором сделал несколько пометок.
— Сделай, пожалуйста, вставку. Я показал, где. Нужное предложение обведено. И поменяй фразу в конце абзаца. Вот она. А потом надо размножить.
— Хорошо, босс. Только вы не могли бы сказать мистеру Упрямцу, что одна паршивая овца не может испортить все стадо.
— Что за овца и что за стадо?
— Она говорит о Джеймсе Нортоне, — пояснил Лоутон, — о том парне, что надул администрацию, выудив у нее двести тысяч долларов, как говорится, на орешки. Кстати, Эми, ты никак не можешь уличить меня в предубеждении против национальных меньшинств, потому что Нортон и белый, и заправила.
— Ему-то как раз и не думают задавать жару. Наоборот, вы хотите использовать случай с Нортоном как предлог для закрытия всего дела.
— Нет, мисс Очарование, я имел в виду совсем другое. Когда государственную службу так легко может обвести вокруг пальца любой проныра, прикрываясь заведомой ложью о производстве каких-то дурацких горшков, значит, в «датском королевстве что-то неладно». Вопрос в том, что именно. И это как раз предстоит выяснить. Смотрите, босс, — добавил он, положив Рею на стол несколько вырезок, а затем повернулся к Эмили: — Пора передохнуть. Пошли, несчастное, забитое создание, я куплю тебе гамбургер. А как насчет вас, босс?
Рей, углубившись в материалы, покачал головой:
Ты сам загрузил меня работой. — Он махнул рукой обоим сотрудникам, отпуская их на перерыв.
Собственно, ничего нового не было в этой больной проблеме. Каждый знает, в каких тисках бьется экономика штата. Уже давно то и дело появляются сигналы бедствия. В поддержке нуждается любой бизнес, и большой, и малый, размышлял Рей, пробегая глазами вырезки.
И вдруг он задумался и откинулся в кресле. Дело Джеймса Нортона чем-то его привлекало. Что-то в нем есть. Нортон получил от администрации штата льготный заем на двести тысяч долларов якобы для организации фабрики по выпуску глиняной посуды. Фабрика, как выяснила комиссия, оказалась фальшивкой, а мошенник скрылся, прихватив с собой деньги, и при этом поставил в унизительное положение службу по оказанию поддержки малому бизнесу.
Рей встал из-за стола и подошел к окну. С пятого этажа прекрасно просматривались Маркет-стрит и окрестности делового центра Портленда. Так кто виновен? Агентство? Его работникам не хватило компетентности? Процедура получения такого рода ссуд достаточно строга или, по крайней мере, должна быть таковой, если только кто-то из работников не злоупотребил служебным положением, чтобы…
Стоп, приказал себе Рей. Не стоит торопиться с выводами. Он прекрасно помнил слова Барни Шелтона, так задевшие его в свое время. «Да нет, вам нравится не печатное слово само по себе, и пишете вы не для удовольствия писать. Власть — вот ради чего вся ваша возня. Власть, что дает печатное слово». Рей тогда ощетинился: «Поясни», — потребовал он. «Пояснить? Сколько угодно. Вы, проклятые щелкоперы, можете удавить человека словами, как удавкой, не дожидаясь правосудия. Вы сами считаете себя вправе и казнить, и миловать».
Рей тогда взорвался. В чем его пытаются обвинить? Может, среди собратьев по перу и есть падкие на дешевые сенсации, неважно какой ценой, но он не имел к этому отношения. А честь мундира требовала защиты. «Ты не прав. Мы всего лишь доносим до читателей факты. Интерпретация фактов не наше дело».
Как бы там ни было, упрек Барни попал в яблочко, и с тех пор Рей старался быть с фактами поосторожнее. Зря говорят, что факты упрямая вещь. В умелых руках они гнутся, как ивовые прутья. Вывернешь в одну сторону— и осудят невинного, в другую — оправдают виноватого. Журналист может высказать свою точку зрения, но должен опираться только на те факты, в подлинности которых абсолютно уверен. Трудно балансировать между такими спорными категориями, как уверенность и правда. Но на то он и журналист.
Барни прав и в том, что одно и то же можно преподнести по-разному. Маленький словесный нюанс — и высказывание приобретает иную окраску: оно может вызвать сочувствие или, например, сожаление, а может и разжечь ненависть. Такова власть слова, и надо быть с ним очень осторожным.